Как лица идущих суровы!
Как выступы неба нависли!
Скажите мне доброе слово,
Внушите весёлые мысли,–

Скажите мне доброе слово,
Случайное "Здравствуйте!", что ли.
Вот Вы – не похожи на злого,
А так нечувствительны к боли!
Чужой!
Вдруг слабеют основы
Внутри.
Ну куда ж вы спешите?
Скажите мне доброе слово!
Скажите мне слово. Скажите.

Иосиф Бродский
СЛОН И МАРУСЬКА
Маруська была - не считая ушей -
не кошка: краса круглолицая.
Слоны, как известно, боятся мышей,
и кошка при них - как милиция.
И вот у Маруськи звонит телефон
(а дело уж близится к полночи),
и в трубке хрипит перепуганный Слон:
- Здесь мышь. умоляю. о помощи. -
И, острые когти поглубже вобрав,
среди снегопада и мороси
Маруська к Госцирку несется стремглав
почти на космической скорости.
Вбегает и видит: швейцар весь дрожит,
слезами глаза его застятся,
а Слон на спине на арене лежит,
хватается хоботом за сердце.
Хрипит, задыхается: - Вот он. бандит.
хватай его, киска. ты смелая. -
Действительно, мышь на арене сидит,
но мышь эта вовсе не серая.
- Хватай его, киска. чего ты глядишь. -
От страха стал Слон цвета бурого.
- Да это же, граждане, белая мышь!
Она же сотрудница Дурова.
Ученая мышка! Палата ума!
Я месяц назад или около
была на ее представленье сама
и хлопала ей, а не слопала.
- Спасибо, - тут молвит в смущении Слон. -
Приятно от страха избавиться. -
К Маруське подходит, кладет ей поклон,
Маруська в ответ - улыбается.
- Что хочешь теперь ты приказывай мне! -
И вот, как владычица Индии,
вернулась Маруська домой на Слоне.
Соседки мои это видели.
Прошло много времени с этого дня,
я забыл бы о нем, вероятно,
но кошка Маруська живет у меня,
и в цирк нас пускают бесплатно.

Кружи, метель.
Марина Тарковская


Поёт метель. Печаль и нежность,
И боль невоплощённых грёз,
Огонь страстей и безмятежность -
Всё вьюгой снежной пронеслось.
Причудливо сплелись узоры
На сонных окнах. Глядя в них,
Я понимаю - ветер споров
В душе моей еще не стих.
Колдуй, метель! Лавиной снежной
Мои сомненья прогони!
Как жаль, что время не безбрежно,
И все быстрее мчатся дни.

Зима.
На улице мороз.
И кто-то отморозил нос,
Мне елку Дед Мороз принес,
А я хотела будет роз.

ВОЛКИ Мы — волки,
И нас
По сравненью с собаками
Мало.
Под грохот двустволки
Год от году нас
Убывало.
Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и живем вне закона.
Мы — волки, нас мало,
Нас можно сказать — единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.
Вам блюдо похлебки,
Нам проголодь в поле морозном,
Звериные тропки,
Сугробы в молчании звездном.
Вас в избы пускают
В январские лютые стужи,
А нас окружают
Флажки роковые все туже.
Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы, в сущности,— волки,
Но вы изменили породе.
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали.
И льстить и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник
Достойная ваша награда.
Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим. 1964 Владимир Солоухин.

РАДУГА - Диалог о соотношении возвышенного и земного
- Смотри-ка, моя дорогая,
К нам радуга в гости!
Какие законы Ньютона - лучей преломленье!
- Ах, глупенький,
Радуга - это ведь временный мостик
От неба до поля, от вечности и до мгновенья.
- Смотри-ка, моя дорогая, вот веточка мая!
- Ах, глупенький,
Это привет от далеких созвездий.
- Да? Какая ж ты умная, право, моя дорогая.
- Конечно, мой милый, ведь в небо смотреть интересней.

Припев:
То листья, то вести, то снег, то весна,
То блестки надежд на цветных парашютах.
Разломанным яблоком всходит луна,
По сходням на берег стекают минуты,
Как капли времен без границ и без дна.

- Но хлеб-то, моя дорогая, рождается в поле!
Смотри-ка, засеяно поле пшеницей озимой.
- А небо засеяно звездами, глупенький Коля.
Ах, что-то сегодня с тобою мы несовместимы.
- Ну как же на небе нам жить
Без крылечка и хлеба?
Пристроимся где-нибудь здесь в ожидании чуда.
- Согласна, но будем поглядывать в синее небо,
Поскольку уж если придут чудеса, то оттуда.

Припев:
То листья, то вести, то снег, то весна,
То блестки надежд на цветных парашютах.
Разломанным яблоком всходит луна,
По сходням на берег стекают минуты,
Как капли времен без границ и без дна.

- Поскольку уж если придут чудеса, то оттуда.








- Поскольку уж если придут чудеса, то оттуда. Ю.ВИЗБОР

Когда, в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод

И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, -

Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью,с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.

Сонет 29-й.
Вильям Шекспир.

.мне обратной дороги нет…
только – в руки тебе, позволишь?
оказался сильнее боли
сохраненный тобою свет.
без тебя я не подниму
ни песчинки земной, ни глыбы.
с нами небо… мы не прошли бы
через пропасть - по одному.
я с тобой, мой родной, забудь
все, что так истерзало душу.
слушай, мой ненаглядный, слушай…
на печали твои – табу!
только - нежно и навсегда…
пусть невнятными именами,
непонятными временами
упиваются холода…
а Рождественская звезда
будет с нами…
(Дезирада)

ДАМА ТРЕФ

Я знаю, что вы — старомодны,
Давно и не девочка вы.
Вы разбросили кудри свободно
Вдоль лица и вкруг головы.

Нашел бы придирчивый критик,
Что напрасно вы—в епанче,
Что смешон округленный щитик
У вас на правом плече,

Что, быть может, слишком румяны
Краски у вас на губах и щеке
И что сорван просто с поляны
Цветок в вашей правой руке.

Со скиптром и странной державой,
Ваш муж слишком стар и сед,
А смотрит слишком лукаво
На вас с алебардой валет.

Но зато вы — царица ночи,
Ваша масть — чернее, чем тьма,
И ваши подведенные очи
Любовь рисовала сама.

Вы вздыхать умеете сладко,
Приникая к подушке вдвоем,
И готовы являться украдкой,
Едва попрошу я о том.

Чего нам еще ждать от дамы?
Не довольно ль быть милой на миг?
Ах, часто суровы, упорны, упрямы
Дамы черв, бубен и пик!

Не вздыхать же долгие годы
У ног неприступных дев!
И я из целой колоды
Люблю только даму треф. Валерий Брюсов

Натали Гаванская
В звёздном крошеве, ночью завешенном,
Приоткрывшем свой шёлковый полог,
Босоногая женщина-грешница
Что-то молит стихами у Бога.
И молитвы слезинками падают
В стихотворное кружево строчек,
Нет в них сладкой и жалостной патоки,
Только грусть и следы многоточий.
Разметались пушистые волосы,
Через слёзы пробилась улыбка,
Перевёрнуты чёрные полосы
Жизни прошлой: холодной и зыбкой.
Эта рыжая странная женщина
На закате судьбы хорошеет,
Почему-то вдруг стала застенчивой,
Золотистой осеннею феей.
Проживала судьбу, как монашенка,
В сновидениях только летая,
Упорхнула к любви из вчерашнего,
То ли грешница, то ли святая?
Во Вселенной с серебряным странником
Повстречались на лунных дорогах,
И кружат от созвездий к окраинам
Пилигрим и его недотрога.та
В звёздном крошеве, ночью завешенном,
Приоткрывшем свой шёлковый полог,
Босоногая женщина-грешница
Что-то молит стихами у Бога.
И молитвы слезинками падают
В стихотворное кружево строчек,
Нет в них сладкой и жалостной патоки,
Только грусть и следы многоточий.
Разметались пушистые волосы,
Через слёзы пробилась улыбка,
Перевёрнуты чёрные полосы
Жизни прошлой: холодной и зыбкой.
Эта рыжая странная женщина
На закате судьбы хорошеет,
Почему-то вдруг стала застенчивой,
Золотистой осеннею феей.
Проживала судьбу, как монашенка,
В сновидениях только летая,
Упорхнула к любви из вчерашнего,
То ли грешница, то ли святая?
Во Вселенной с серебряным странником
Повстречались на лунных дорогах,
И кружат от созвездий к окраинам
Пилигрим и его недотрога.