Прошу прощения, это не стихи по форме, но по сути достойно внимания.

Да,жизнь прожить- не поле перейти.

Какие трудные слова,
От них кружится голова
И если б в темпе вальса
Или хотя бы сальса.
Нет!Мы держим темп
Не раз,два,три,
Ломаем мы синкопой
И нам это не лень,
Смотри -
Танцует она попой,
Не стой ты точно пень!;)

Все в жизни просто,
Как дважды два,
Прожито полста
Кругом слова,слова,слова.

Я вся такая золотая
И со словами все играю,
Но не совсем же я простая,
Обиды быстро забываю,
Но дни свои я не считаю,
В душе обиду не тая,
Для радости душа моя!

Панихида хрустальная
Вспоминайте, мой друг, это кладбище дальнее,
Где душе Вашей бально-больной
Вы найдете когда-нибудь место нейтральное
И последний астральный покой.
Там поют соловьи панихиды хрустальные,
Там в пасхальную ночь у берез
Под церковного звона аккорды финальные
Тихо сходит к усопшим Христос.
Там в любовь расцвела наша встреча печальная
Обручальной молитвой сердец,
Там звучала торжественно клятва прощальная
И нелепый печальный конец.
И когда догорят Ваши свечи венчальные,
Погребальные свечи мои,
Отпоют надо мной панихиды хрустальные
Беспечальной весной соловьи.
Вертинский А. 1916

спасибо за стихи.

Мир выполнил подъем-переворот, едва не зацепив закатом крыши, египетский меридиан Парижа – я обелиск на Place de la Concorde. По Сене проплывают корабли, мосты их прячут в каменные арки, а чертов круг, сверкающий над парком, считает дам на Rue de Rivoli. Я чувствую – на цвет, на вкус, навзрыд, - как сумерки выходят из подъездов, и Лувр скоро будет слушать песни своих прозрачных хрупких пирамид. Уж нет машин на площади, у ног, я жду, а башня взглядом чертит знаки… Но только в час меж волка и собаки мне будет дар – вернуться на восток. Я перестану вечно быть чужим, в латинице - случайной пиктограммой, и до рассвета вечность будет правом украденной французами души.
(Кот Басё)

Кот Басе.

Мой хладнокровный, мой неистовый.»
М. Цветаева
Я – бабочка, в твою коллекцию
почти осознанно летящая,
знать не желая о последствиях,
ещё живая, настоящая.
Узором крылышки расцвечены,
в полёте лёгкость им дарована.
Но я тобой уже замечена,
а, может, и пронумерована.
Давно ветра, уже не летние,
нам боль несут и огорчения,
и верю я: полёт последний мой –
и есть моё предназначение.
Мой хладнокровный, мой неистовый,
неотвратимый, как падение.
Не разрушай красивость истиной –
смешна банальность злого гения.
На что тебе витрины пыльные
и экспонатов скука смертная?
Смотри: лечу, сверкая крыльями,
к тебе – и радуясь, и жертвуя.
Смешная, глупая, упрямая,
и непонятная, и грустная.
Скажи мне: «Девочка, дитя моё,
как без тебя на свете пусто мне!»