Заполярье, шестьдесят седьмая параллель. Если проследить по карте ее воображаемый обруч, то в западном направлении он пройдет через ледовитые области Атлантики севернее Исландии, пересечет ледниковый щит Гренландии. В восточном направлении – через бескрайнюю тундру до самой Чукотки. Полярные пустыни на западе, скованная вечной мерзлотой земля на востоке. Жизнь здесь держится на грани возможного. Только самые терпеливые, самые выносливые из живых существ сумели приспособиться к суровым условиям. Обычных деревьев нет совсем, лишь чахлые кустарнички прячутся среди мхов и лишайников северной тундры.
<img src="/mir/image001.jpg" width="336" height="292" class=""/>
А в Лапландском заповеднике, лежащем на этой же студеной широте, в центре Кольского полуострова – настоящее лесное царство. Больше половины его территории, которая своими размерами может поспорить с иным европейским государством, занимает первобытная, никогда не рубившаяся тайга.
Тайга особая – северная. Здесь нет густых тенистых лесов, дремучих, непроходимых чащоб. Деревья растут разбросанно, и кроны их редко смыкаются. Вокруг не теснятся заросли кустов, не шумят буйные травы. Лишь неприхотливые, ко всему привычные мхи и лишайники растут на бедных подзолистых почвах, устилают их причудливым серо-зеленым ковром. На чистом его покрывале видна каждая веточка, каждый упавший с дерева сучок. Просторно, светло.
<img src="/mir/image002.jpg" width="252" height="231" class=""/>
Глухарь.
Словно колонны, возвышаются стройные сосны с красноватыми стволами. Пройдешь по такому лесу – под ногой захрустит, будто наступил на яичную скорлупку. И след останется надолго – очень уж хрупки кустики лишайника, особенно в засушливую погоду. Сколько их здесь! И в прозрачных, пронизанных светом лесах, и на склонах безлесных возвышенностей. Особенно много ягеля – оленьего мха. На самом деле это не мох – лишайник, по-латыни – кладония.
Где много ягеля, там и северные олени. Ведь это основная пища оленей, особенно зимой. Довольствуясь полусухими кустиками кладонии, крупные могучие животные набираются сил, чтобы перенести любую непогоду. Но ягеля им нужно много. На просторах Русской Лапландии, где ягель покрывает огромные пространства, исстари водились неисчислимые стада диких оленей. Поголовье их было так велико, что казалось, никогда не исчезнет. Но так было до поры до времени. В 1929 году, когда направленная сюда научная экспедиция провела учет, обнаружилось, что «дикарям» грозит вымирание. Их осталось совсем немного, и то в самых отдаленных, глухих районах. Для спасения диких северных оленей и был создан Лапландский заповедник.
Лапландия. Так издавна называлась северная оконечность Скандинавского и весь Кольский полуостров, земля, ограниченная четырьмя морями – Балтийским с юга, Норвежским с запада, Баренцевым с севера и Белым с востока. Долгое время – с начала и до конца прошлого тысячелетия – единственными обитателями этих мест были саамы. Русские звали их лопью или лопарями, на западных языках это были лаппи или лапландцы. Немногочисленная народность жила натуральным хозяйством, в полном согласии с природой – по-северному ранимой и не слишком щедрой.
Саамы не вырубали лесов. Свои незатейливые жилища – вежи – они устраивали на открытых местах, где ветер сдувал комаров и мошку, и где издалека можно было заметить приближение врагов. Следы веж – четырехскатных шалашей, сложенных из плах и покрытых пластами дерна, с отверстием для дыма наверху и с кострищем в середине – до сих пор еще остались на берегах некоторых рек и озер.
Топливом для очага служили сухостой и валежник, в изобилии встречавшиеся на каждом шагу. Лес был и источником существования: охота и рыбная ловля, летом сбор грибов и ягод обеспечивали всем необходимым. Главным объектом охоты саамов были северные олени. Но охотники, вооруженные немудреными орудиями добычи, не могли сколько-нибудь заметно уменьшить многочисленные стада. Много ли добудешь оленей с помощью примитивного самострела «юухкс» или ловчей изгороди «аньгис», направляющей оленей к замаскированным ямам? К тому же, не умея хранить продукты, охотники и не стремились запастись пищей больше, чем на несколько дней.
Шло время, на смену самострелам пришло в XVIII столетии огнестрельное оружие. Постоянные преследования хорошо вооруженных людей стали оттеснять диких оленей с привычных мест обитания. А когда в XIX веке начало бурно развиваться оленеводство, домашние стада захватили все лучшие пастбища.
Диким оленям стало не хватать корма. Ведь целый гектар ягельного пастбища может прокормить всего пять оленей в день. А растет лишайник очень медленно, особенно в северных краях. На один - два миллиметра – на булавочную головку – увеличивается кустик оленьего мха за целый год. После того как попасется на нем стадо оленей, ягель должен «отдыхать» лет десять. Если не дать ему такой передышки, лишайник погибнет. А почва, лишившись растительности, начнет разрушаться – ветер, дождь и морозы погубят, развеют тонкий плодородный слой.
Под натиском домашних стад дикие северные олени едва не погибли от бескормицы. Чтобы спасти их, мало было одного только запрета на охоту. В сложившихся условиях необходимо было обеспечить им пастбища, безопасную среду обитания. Такую, где их не теснили бы домашние стада, не беспокоили охотники, хозяйственная деятельность людей.
Это оказалось тем более важно, что к тому времени на Кольском полуострове были обнаружены огромные залежи ценнейших полезных ископаемых – медно-никелиевой руды и камня плодородия апатита. Едва потревоженный веками уголок планеты превратился в крупнейший индустриальный район.
<img src="/mir/image003.jpg" width="252" height="163" class=""/>
Белая куропатка.
В сказочных синих лесах возникли города и поселки. Пролегли широкие просеки, прорезая вековые боры и моховые болота. Высокие каменные плотины перехватили бурные реки. Влияние человека на природу этого удивительного края неизмеримо возросло. В прежде ничем не нарушаемую тишину ворвались шумы заводов и фабрик, многолюдных городов и поселков. Отходы промышленных предприятий загрязнили землю, воздух и воду. Резко ухудшились условия существования всего живого. А вырубка лесов на дрова, для строительных нужд лишила убежища и корма многих лесных обитателей.
Только в заповеднике, в тишине и покое, могли найти приют дикие олени, все звери и птицы, вытесненные с привычных мест обитания.
К тому времени старинное название местного населения – лапландцы – вышло из употребления. Однако заповедник был назван Лапландским как хранитель не только природы, но и истории этой немногочисленной северной народности.
В ясную погоду, когда самолет, направляющийся в Мурманск, начинает снижение, через иллюминатор можно окинуть взглядом просторы заповедной Лапландии. С юга на север протянулся горный хребет Чуна-тундры. Его главная вершина Эбручорр возвышается на 1115 метров над уровнем моря. Это самая высокая точка в заповеднике. На севере Чуна-тундра смыкается с высокими горами Монче-тундры.
На языке саамов тундрами называют горы с безлесными или скалистыми вершинами. Одетые лесом возвышенности здесь называют вараками. Вараки и тундры дают начало многочисленным ручьям и рекам. Серебристые ленты и ленточки бегут во все стороны, пересекаются и вновь разбегаются, образуя причудливый узор озерных систем, соединенных извилистыми протоками. В этом краю леса, воды и камня насчитывается более 140 озер, шесть речек. Вместе с бесчисленными ручьями они занимают процентов 5–6 общей площади заповедника.
Лапландский заповедник целиком лежит в Заполярье. Его южная граница проходит в 120 километрах севернее Полярного круга. Зимой в течение многих дней солнце почти не показывается над горизонтом. Все погружается во тьму полярной ночи, нарушаемую лишь величественным светом северного сияния. Здесь, вблизи магнитного полюса Земли, это удивительное физическое явление – взаимодействие частиц из космоса с магнитным полем – наблюдается особенно часто.
Невозможно привыкнуть к этому чудесному зрелищу. Зеленовато-белая светящаяся дуга медленно поднимается к зениту, распадается на подвижные перекрещивающиеся лучи, пульсирующей завесой закрывает небосклон и, наконец, постепенно угасает. За ней следуют другая и третья, таинственным светом озаряют небо и снова медленно тают за горизонтом. Вновь погружаются в темноту укрытые снегом леса и горы, застывшие подо льдом реки и озера.
Казалось бы, в этом полярном краю, не знающем солнечного тепла в течение долгой зимы, должны свирепствовать жестокие холода. Но это не так. Зима, здесь, хотя и очень длинная – почти девять месяцев – не холоднее, чем, скажем, на средней Волге. Даже в январе нередко случаются оттепели. Близость незамерзающего Баренцева моря, согретого теплыми струями Гольфстрима, смягчает зимние холода. Но весной и летом здесь так же прохладно, как и в других районах Заполярья, хотя солнце, как бы наверстывая упущенное, не уходит с небосклона круглые сутки. Однако ясная погода редка и в летнее время – теплые испарения с оттаявшей почвы, вскрывшихся ото льда рек и озер тонкой дымкой тумана окутывают пространство, закрывают его сплошной пеленой дождя.
Прекрасна и неповторима природа в заповеднике. Здесь нет ни экзотических животных, ни невиданных растений. Но все полно своеобразия. И климат – сравнительно теплый, но с чередованием полярной ночи и полярного дня. И рельеф, в котором горы перемежаются равнинами. И, главное, удивительный животный и растительный мир, развившийся на границе тундровой и лесной зон.
Светлой зеленью окрашены равнины вокруг гор, нижние части склонов. Это чистые лишайниковые сосняки – ягельные боры. Основная древесная порода здесь – сосна Фриза с винтообразно скрученным стволом.
Первобытные, не знакомые с топором леса состоят из деревьев разных возрастов. Тут и могучие старожилы – отдельные деревья достигают возраста 300–400 лет. Кроны их округлились, они давно прекратили рост. Тут и молодые стройные сосенки с тонким стволом и острой вершиной, и высохшие остовы погибших деревьев прежних поколений. Сушины так и стоят на корню, пока их не свалит на землю ветер.
Выше по склонам гор сосновые боры сменяются темнохвойными еловыми лесами. Сибирская ель с узкой, как обелиск, кроной опускает свои ветви до самой земли и там, внизу, образуется шатер. Под его гостеприимной сенью находит приют вся боровая дичь, всякие лесные звери – от лемминга, маленького, похожего на хомяка грызуна, до медведя.
Хвойные, березовые, а чаще всего смешанные леса поднимаются по склонам невысоко. Свирепый ветер, дующий почти постоянно, не пускает деревья выше. Переметая снег с места на место, он, словно пескоструйный аппарат, разрушает кору деревьев, обрекает их на высыхание. На склонах часто можно встретить «ель в юбке» – деревья, полностью сохранившие живую хвою только под снегом. На уровне снежного покрова поземка губит все ветки, а выше зачастую остаются живыми только ветки на подветренной стороне ствола – образуется флагообразная крона.
Чем выше в горы, тем скуднее растительность. Выше всех забираются карликовые березы и ивы. Корявые, морщинистые стволы извиваются, стелются в щелях между камней; круглые, маленькие, словно медные копеечки, листочки трепещут на ветру.
Вершины горных тундр – каменные россыпи или голые скалы. Издали кажутся они совершенно безжизненными. А присмотришься – и тут не иссякает жизнь. Каменные россыпи почти сплошь покрыты зеленовато-желтыми, черными, оранжевыми пятнами накипных лишайников. Между ними колышутся на длинных стебельках ярко-желтые венчики альпийских маков, розовато-фиолетовыми огоньками вспыхивают цветки стелющейся камнеломки. Пухлые, как подушки, островки ягеля, курчавые головки снежной цетрарии, кустики вероники над обрывом – причудливо вплетаются в дивный цветной узор.
А сколько здесь грибов и ягод! Иные поляны с низко летящего самолета кажутся розовыми – такое обилие красных подосиновиков поднимается над поверхностью земли.
А вот животный мир небогат. Кроме оленей, из млекопитающих здесь водятся лоси, медведи. Встречаются росомахи. Из ценных пушных зверей – выдра, норка, куница, горностай. Эти зверьки, как и олени, в прошлом пострадали от хищнической охоты. К моменту создания заповедника их оставалось совсем немного. А речной бобр, некогда живший в здешних водоемах, вообще исчез.
<img src="/mir/image004.jpg" width="369" height="240" class=""/>
Речные выдры.
Немногочисленны и представители водоплавающих пернатых – это главным образом различные породы уток. Тем радостнее видеть здесь редкостную по красоте и величию птицу – белоснежного лебедя-кликуна. В начале апреля прилетают лебеди на порожистые незамерзающие реки, выводят потомство и вновь откочевывают в теплые края до следующей весны.
На зиму остаются глухари, тетерева, рябчики. От морозов и метелей спасаются под снегом – покормятся и сразу же зарываются в пушистое покрывало.
Под метровым слоем снега прячутся и мелкие зверьки, а олени и лоси на зиму перебираются в горные тундры – там меньше снега, легче откапывать корм. Разрывая копытами снег, пасутся стада на выдуваемых ветром ягельных участках.
Ничто не угрожает животным, не нарушает их покоя. Не только охота – всякая хозяйственная деятельность запрещена в заповеднике. Лишь с разрешения дирекции допускаются сюда экскурсионные и туристские группы, совершают посадку вертолеты. Благодаря строгим мерам сохраняется уникальный природный комплекс, расположенный поблизости от высокоразвитого индустриального района.