|
В отличие от Елизаветы Мария поначалу была обласкана судьбою. Восьми дней от роду ее увенчали короной Шотландии, восьми лет обручили с будущим королем Франции, шестнадцати - возвели на французский трон. Но Фортуна - капризная и насмешливая дама. Она любит неожиданно поворачиваться спиной к прежним своим баловням, тем верней заманивая их, непривычных и неосторожных, в роковую ловушку. Впрочем, Мария получила «предупреждение» - именно так можно было расценить раннюю смерть супруга и вынужденный отъезд из Франции, которую она любила больше, чем родину. Нет бы ей опамятоваться, отказаться от претензий на английский престол, заявленных в легкомысленной уверенности, что счастье не изменит, ибо изменить не может!. Елизавета на счастье не надеялась - и отстаивала свои права всерьез. Поэты, в любой битве выбирающие сторону жертвы, превратили королеву Шотландии в благородную романтическую героиню, каковой она, конечно же, не была: если б победа досталась ей, то без головы осталась бы королева Англии. Готовность Марии покончить с Елизаветой подтверждена документально - собственноручными ее письмами; правда, добыты они путем провокации: британский министр полиции Уолсингем выпестовал злоумышленный заговор, чтоб получить бесспорные основания для смертного приговора. Но это уже вопрос практической политики: если одна из соперниц умела подобрать себе «эффективную команду», а другую поддерживали лишь трепетные юноши да лихие авантюристы, то отсюда со всей очевидностью следует, что первая лучше соответствовала занимаемой королевской должности. Зато Мария легко справилась со своей женской (и одновременно династической) обязанностью; это произошло в начальную пору противостояния венценосных леди, когда они еще пытались обмануть друг друга уверениями в неизменной преданности, и естественно, что Елизавета стала первой, кого «любящая сестра» оповестила о своем благополучном разрешении от бремени. Реакция соперницы была болезненной и на редкость откровенной. «Королева Шотландии родила наследника, а я, я - иссохший, мертвый сук!» - рыдала она; надо знать ее обычное непробиваемое самообладание и привычку к постоянному актерству, чтобы понять, какая мука исторгла этот отчаянный крик. И, конечно, он доказывает - если нам нужны еще доказательства, - что безбрачие английской королевы вовсе не было добровольным.
|